Стало традицией – если оцениваются шансы названия на успешную регистрацию в качестве торговой марки – говорить о его охраноспособности или патентоспособности.
Звучит это очень странно: словно мы требуем от названия быть способным кого-то охранять. Наоборот: оно само будет нуждаться в защите (от незаконного использования).
Лучше говорить, например, об охранопригодности или патентопригодности названия, «словесного обозначения».
Апдейт. Охранябельность — еще один вариант! ;)
Тема очень интересная, позвольте и мне высказать некоторые собственные соображения на это счет.
Доводы автора в пользу «охранопригодности» и «патентопригодности» могут показаться вполне обоснованными, но мне всё-таки ближе мнение Алексея Борцова, который в своем интервью (http://duv.ru/n7360/comment-page-1#comment-86726) совершенно верно раскрыл значение этих слов: «охраноспособность» — это способность какого-либо обозначения охраняться в качестве товарного знака (а вовсе не способность кого-то охранять), а «патентоспособность» указывает на способность изобретения быть запатентованным (а не на способность выдавать патенты).
Рассмотрим другие сложносоставные слова русского языка с корнем «способность», например, «правоспособность» и «дееспособность». На мой взгляд, вполне очевидно, о каких именно способностях здесь идет речь: в первом случае это способность человека или организации быть носителем гражданских или юридических прав, во втором — способность человека или организации совершать определенные действия в соответствии со своей правоспособностью. Если следовать логике автора и говорить вместо этого «правопригодность» и «деепригодность», то исконное лексическое значение этих терминов искажается, потому что «способность» и «пригодность» — это не одно и то же. Можно подумать, что правопригодный человек — это тот, кто по каким-то критериям или личным качествам может быть признан носителем гражданских прав (тогда как правоспособный человек априори уже является их носителем), а деепригодный человек может быть наделен правом на совершение действий юридического характера (тогда как дееспособный человек однозначно таким правом обладает).
Что же касается охранябельности или патентабельности, то использование таких конструкций позволяет полностью сохранить смысл исходных терминов, так как содержит в себе английский суффикс -able, который как раз содержит в себе указание на возможность или способность совершения какого-либо действия (ability — это и есть способность). Но, к сожалению, подобные неологизмы слишком громоздки и неудобоваримы с точки зрения литературной нормы русского языка. И вообще, зачем нам еще что-то изобретать и тем более заимствовать из других языков, если можно использовать богатые словообразовательные возможности собственного языка? В английском языке такая словообразовательная возможность тоже есть, она реализуется с помощью корня -ability, в немецком языке это -fähigkeit, а в русском — «-способность». В общем, выходит, что я ратую за чистоту русского языка :) И, снова возвращаясь к тому, о чем мы начали: слова «охраноспособность» и «патентоспособность» для меня звучат совершенно понятно и логично.
Спасибо за развернутый отклик, Станислав!
Давайте зайдем с другой стороны. Допустим, что “охраноспособность” – это действительно “способность быть запатентованным, охраняемым”.
Но как тогда мы назовем человека, который сам хорошо охраняет других? Того же Кевина Костнера в “Телохранителе”… Очевидно, так же – “охраноспособный”.
Получается, что одним и тем же словом “охраноспособный” мы готовы обозначить и объект, которому нужна защита, и субъект, который сам кого угодно защитит. Что-то здесь не так :)
Что касается «дееспособности» и «правоспособности», то первое меня не смущает, а второе – смущает)
Что же касается охранябельности или патентабельности, то использование таких конструкций позволяет полностью сохранить смысл исходных терминов, так как содержит в себе английский суффикс -able…
Этот суффикс есть в русском языке, например, в словах “комфортабельный”, “коммуникабельный” и т.п., но он прилагается только к основам иностранного происхождения (если не считать шуточных образований типа “смотрибельный”, “читабельный”).
Кстати, суффикс заимствован НЕ из английского, а из французского языка, из которого он и в английский попал. Английский язык с лингвистической точки зрения непредставителен и вторичен.
Вадим, всё зависит от того, как мы трактуем эту самую “охраноспособность”: с позиции объекта, требующего защиты, или с позиции субъекта-защитника. Если рассуждать с позиции субъекта действия, то здесь я с тобой соглашусь: в этом смысле Кевина Костнера действительно можно назвать “охраноспособным”. Однако при этом не следует забывать о том, что в таком значении (охранника или защитника) слово “охраноспособный” до сих пор ни в одном словаре не зафиксировано. Вот если бы его занесли в словари именно в этом значении, то можно будет смело говорить об охраноспособности как о способности охранять и защищать (а не только быть охраняемым). Не знаю, может быть, тебе и другим единомышленникам это когда-нибудь удастся :)